000338

22 Я нанял квартиру в той же местности, вывесил на дверях дощечку: «доктор такой-то», и стал ждать больных. Я ждал их – и в то же время больше всего боялся именно того, чтобы они не явились. Каждый звонок заставлял испуганно биться мое сердце, и я с об- легчением вздыхал, узнав, что звонился не больной. Сумею ли я поставить диагноз, сумею ли назначить лечение? Знания мои были далеко не настолько прочны, чтобы я чувствовал себя способным пользоваться ими экспромтом. Хорошо, если у больного окажется такая болезнь, при которой можно будет ждать: тогда я пропишу что-нибудь безразличное и потом справлюсь дома, что в данном случае следует делать. Но если меня позовут к больному, кото- рому нужна немедленная помощь? Ведь к таким-то именно больным начина- ющих врачей обыкновенно и зовут… Что я тогда стану делать? Есть книга д‑ра Луи Блау: «Диагностика и терапия при угрожающих опас- ностью болезненных симптомах». Я купил эту книгу и всю ее проконспек- тировал в свою записную книжку, дополнив конспект кое-чем из учебников. Всякая болезнь была по симптомам подведена мною под рубрики в таком, на- пример, роде: Сильная одышка  – 1) круп, 2) ложный круп, 3) отек легких, 4) спазм гортани, 5) бронхиальная астма, 6) отек легких, 7) крупозная пневмо- ния, 8) уремическая астма, 9) плеврит, 10) пневмоторакс. При каждой из бо- лезней были перечислены ее симптомы и указано соответственное лечение. Этот конспект сослужил мне большую службу, и я долго еще, года два, не мог обходиться без его помощи. Когда меня звали к больному с сильною одыш- кою, я, под предлогом записи больного, раскрывал записную книжку, смотрел, под какую из перечисленных болезней подходит его болезнь, и назначал соот- ветственное лечение… Как ни низко ценил я свои врачебные знания, но ког- да дошло до дела, мне пришлось убедиться, что я оценивал их все-таки слиш- ком высоко. Почти каждый случай с такою наглядностью раскрывал передо мною все с новых и новых сторон всю глубину моего невежества и неподго- товленности, что у меня опускались руки. Полученные мною в университете знания представляли собою хаотическую груду, в которой я не мог ориентиро- ваться и перед которою стоял в полнейшей беспомощности. Моя книжная, от- влеченная наука, не проверенная мною в жизни, постоянно обманывала меня, в ее твердые и неподвижные формы никак не могла уложиться живая жизнь, а сделать эти формы эластичными и подвижными я не умел. В своих диагно- зах и предсказаниях насчет дальнейшего течения болезни я то и дело оши- бался так, что боялся показаться пациентам на глаза. Когда меня спрашивали, какого вкуса будет прописываемое мною лекарство, я не знал, что ответить, потому что сам не только никогда не пробовал его, но даже не видал. Я прихо-